Стрешнево история. Покровское-стрешнево, иваньковские пруды, река чернушка, река химка. Камин в Белом зале

Трудно понять, как в мегаполисе, в окружении скоростных автострад и многоэтажек, сохранился такой большой лесной массив. По сенью вековых деревьев стрекочут белки, плещутся дикие утки. Побродив по тропинкам, можно выйти к ветшающим старинным зданиям. Мы с вами – в усадьбе Покровское-Стрешнево в Москве.

Дворянское гнездо

Когда-то местность эту называли Подъёлками. Она была ничем особо не примечательна, как и череда её владельцев – неудачливый дипломат, воевода, дьяк… Восемь крестьянских дворов, церквушка, по имени которой позднее назвали сельцо. И кто знает, как бы повернулась его судьба, если бы в 1664 году Покровское не купил Родион Михайлович Стрешнев.

Звезда Родиона засияла после того, как его родственницу взял в жёны первый царь из династии Романовых. Деловитый и энергичный, Стрешнев ревностно послужил четырём царям, которые сменялись на престоле. Он выполнял ответственные миссии, дипломатические и военные, стал боярином, его одаривали золотом и мехами. На исходе карьеры он стал воспитателем царевича, а затем и малолетнего царя Петра, будущего грозного российского императора.

Стрешнев выстроил в Покровском господский двор, у реки вырыли пруды, где занялись разведением рыбы. 250 лет владели потомки боярина усадьбой, которая стала зваться Покровское-Стрешнево.

При генерал-аншефе Петре Стрешневе здесь вырос роскошный каменный дом с картинной галереей (см. фото). Дочь генерала сделала дом трёхэтажным, собрала богатую библиотеку, купила телескоп. В усадьбе появились оранжереи, зоопарк. Над высоким обрывом, в окружении леса, вырос изящный домик, где однажды чаёвничала с хозяйкой сама Екатерина II.

Фото усадьбы Покровское-Стрешнево и окрестностей

Позднее рядом с усадьбой возник элитный дачный посёлок. Тут в доме придворного врача бывал Лев Толстой, дочь врача стала его женой. Тем временем, хозяйкой усадьбы стала княгиня Шаховская. При ней усадьба превратилась в подобие рыцарского замка. К господскому дому пристроили башни, окружили красной кирпичной оградой на манер кремлёвской. На железной дороге у усадьбы появилась станция Шаховская. Очень удобно: у княгини и её супруга-генерала был собственный салон-вагон для путешествий «на юга». А также вилла и яхта на Средиземном море, усадьба в столице на Большой Никитской и много чего ещё.

Потом в Покровское-Стрешнево пришли её новые владельцы. У них не было пышных титулов, фамильных состояний. Усадьбу скромно называли «санаторием ЦК». Началась, как говорится, совсем другая история…

Из прошлого – в настоящее

Усадьбу и парк объявили заповедной зоной столицы. Начали было реконструкцию некоторых сооружений. Перспективы её пока туманны, но и в нынешнем виде заброшенная усадьба Покровское-Стрешнево впечатляет: лестницы, балкон, колонны и барельефы на фасаде, фигурные стены башен и ограда замка, стройная Покровская церковь. Внутри здания – резные двери, фамильные гербы, камины, круглая гостиная.

Экстерьер здания сохранил свой облик, что нельзя сказать об интерьере:

Как попасть в усадьбу Покровское-Стрешнево? Проще всего – на метро. А уж от станций «Войковская», «Сокол», «Щукинская» и «Тушинская» к парку недолго пройти пешком.

В будние дни здесь малолюдно. Тем более что парк огромен – почти 240 га. Побродив тут, можно вдохнуть смолистый воздух тайги – в парке растут ель и сосна, кедр и лиственница. Вы не поверите – на реке построили свою плотину… бобры. Скорей всего, единственную в Москве.

В усадьбу и парк «Покровское-Стрешнево» приезжают на пикники, прихватив скейт, бадминтон, ролики. Любители адреналина проводят время у глубокого оврага: съезжают его крутым склонам на велосипедах, зимой – на лыжах и санках.

Близ реки Химки журчит родник, который местные жители называют «Лебедем». Глотните из него кристально чистой воды, поднимите голову. Наверху, у обрыва стоял некогда павильон, в котором пила чай императрица! Быть может, воду для него набирали там же, где пьёте её вы?

Не все знают, что в парке Покровское-Стрешнево находится бывшая подмосковная дворянская усадьба. Собственно, сам парк - это бывшие приусадебные владения.

Место, где сейчас располагается Покровское-Стрешнево, известно с XVI века: впервые оно упоминается в писцовых книгах как «деревня Подъёлки» (видимо, вокруг был еловый лес).

Деревня много раз перепродавалась и последовательно находилась во владении сначала бояр Несторовичей, затем - семейства дьяка Благово, затем - воеводы Андрея Фёдоровича Палицына, потом владельцем снова стал дьяк, Михаил Феофилатьевич Данилов. Но все это время сохранялось название Подъёлки. И лишь в 1629 году, когда в деревне построили каменную церковь Покрова Святой Богородицы (в результате чего деревня приобрела статус села), появилось второе название - Покровское. В переписных книгах 1946 года село упоминается с двойным названием - Покровское-Подъёлки («село Покровское, Подъёлки тож»). В селе на тот момент было восемь крестьянских дворов, где проживало в общей сложности три десятка человек.


Церковь Покрова Святой Богородицы сегодня. Фото: Александр Чеботарь

После смерти дьяка Данилова, благодаря которому наш и соседний районы до сих пор имеют в своем названии «Покровское», село переходит к новому владельцу по фамилии Елизаров.

Многие удивляются тому, что деревню купил именно дьяк. Но не нужно путать «дьячка» (младший церковный чин, не имеющий степени священства) и «дьяка» (думная должность в Русском государстве XVI-XVII вв.). Дьяки, о которых идет речь, это не служители в церкви, а государственные служащие.

Ф. К. Елизаров владеет имением всего несколько лет, и в 1664 году продает его своему соседу (владельцу села Иванькова) Родиону Матвеевичу Стрешневу. С этого момента начинается самое интересное. Во-первых, уже понятно, почему наш район имеет такое название - Покровское-Стрешнево. Прежние владельцы имения (за исключением дьяка Михаила Феофилатьевича Данилова, построившего церковь Покрова) не оставили своего следа в названии, поскольку владели им недолго. Но потомки боярина Стрешнева (который, кстати, был одним из воспитателей царя Петра I) владели имением на протяжении последующих 250 лет.


Герб рода Стрешневых

Интересно, что род Стрешневых был знатным не всегда. До 1626 годы семейство Стрешневых считалось незнатным, а затем произошло знаменательное событие - Евдокию Стрешневу взял в жены царь Михаил Федорович Романов. Брак был удачным, Евдокия родила 10 детей (в том числе и будущего царя Алексея Михайловича), а род Стрешневых занял видное место при дворе. Один из Стрешневых, Тихон Никитич, был первым московским губернатором (с 1709 г. по 1711 г.). Известен факт, что когда царь Пётр I собственноручно обрезал бороды русским боярам, Тихона Никитича он от этой унизительной процедуры избавил - «за испытанную преданность».


Евдокия Лукьяновна Стрешнева (1608–1645)


Тихон Никитич Стрешнев (1644–1719), 1-й московский губернатор

Родион Матвеевич не уделял своему новому имению особенного внимания - ни новых построек, ни расширения хозяйства при нем не произошло. Но именно ему мы обязаны любимым многими местом для прогулок - парковыми прудами: в 1685 году Стрешнев приказал выкопать в верховьях речки Чернушки (та самая речка с поселением бобров, которая упоминается в описании нашего блога) пруды и развести в них рыбу. Рыба, надо сказать, водится и по сей день: по словам местных рыбаков - караси, карпы, щуки, окуни, лещи.
После смерти Родиона Матвеевича (1687 г.) имение переходит к его сыну Ивану Родионовичу, чьи годы владения имением также не ознаменовались для Покровского-Стрешнева ничем примечательным. В 1738 году Иван Родионович умирает, и имение наследует его сын, генерал-аншеф Петр Иванович Стрешнев. И для имения начинается период расцвета.


Пётр Иванович Стрешнев (1711–1771)

В 1750-х годах Стрешнев перестраивает церковь (ту самую, Покрова Святой Богородицы, построенную еще дьяком М.Ф. Даниловым, и подарившей имению часть его названия), в 1766 году возводится новый каменный дом, в галереях особняка собирается коллекция живописи.

После смерти генерала в 1771 году имение переходит во владение его дочери, Елизаветы Петровны. Елизавета . Подобное неуважение к памяти отца неудивительно - с детства Елизавета (единственная наследница генерала-аншефа - остальные его 8 детей умерли, не дожив даже до совершеннолетия) была капризна и избалованна. Современники вспоминали, что будучи еще ребёнком, Елизавета «выезжала в вызолоченной карете, причем четверо гусар сопровождали ее верхом, сзади ехали два гайдука, а спереди бежал скороход, несший на жезле герб Стрешневых».


Елизавета Петровна Глебова, урожденная Стрешнева (1751–1837), в детстве .

Через год после смерти отца Елизавета Петровна Стрешнева выходит замуж за генерала Федора Ивановича Глебова (1734–1792). В имении появляется «ванный домик» (купальня), построенный Федором Ивановичем в подарок любимой молодой супруге и названный в честь нее «Елизаветино». Домик находился недалеко от господского дома, на береку реки Химки. Кроме того, хозяева заводят зверинец, в котором содержались не только животные, но и более сотни редких птиц. До сегодняшнего дня ванный домик не сохранился, он был разрушен бомбой во время войны.


Ванный домик «Елизаветино» над речкой Химкой, вид со стороны спуска к реке (сейчас с этой точки хорошо виден коттеджный поселок сотрудников американского посольства «Зеленые холмы»)


«Елизаветино», фасад

Известно, что в июле 1775 года Покровское-Стрешнево посетила императрица Екатерина II и «изволила […] кушать чай у владелицы оного Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой».

После смерти Федора Ивановича в 1799 году, Елизавета Петровна продолжает жить в родовом имении. В 1803–1806 годах она перестраивает дом: вместо старого, в стиле елизаветинское барокко, строится новый, в стиле ампир, к которому примыкает сад с прудами. Строятся оранжереи. Елизавета Петровна получила хорошее образование, любила литературу и интересовалась техническими новинками, поэтому в доме была отличная библиотека, имелись телескоп и микроскоп. Елизавета Петровна была хорошо знакома и дружна с Н.М. Карамзиным (известно, что какое-то время он писал «Историю государства Российского» именно в домике «Елизаветино», представленном ему хозяйкой имения для спокойной работы).


Оранжереи в Покровском-Стрешневе сегодня. Фото: Александр Зайцев

В начала XIX века по противоположную от усадьбы сторону дороги из села Всехсвятского в село Тушино (сейчас на месте этой дороги находится Волоколамское шоссе) расположился дачный поселок - 22 летних домика. Дачи в Покровском стоили очень дорого (от 100 до 2000 рублей за сезон - огромные по меркам начала XX века деньги), а люди туда съезжались интереснейшие - Н.М. Карамзин, семейство придворного врача Берса (чья дочь Софья впоследствии стала женой Льва Толстого), сам Л.Н. Толстой в качестве гостя Берсов, врач С.П. Боткин и многие другие известные и состоятельные люди того времени. Кстати, доктор Боткин на свои деньги перестроил церковь Покрова.

В 1837 году Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева умерла, и имение перешло к одному из наследников, Е.П. Глебову-Стрешневу, а затем - к его племяннице Евгении Федоровне Бреверн. Интересно, что после брака с князем М. В. Шаховским оба они (и Евгения Федоровна, и ее супруг) стали носить тройную фамилию Шаховских-Глебовых-Стрешневых. В связи с тем, что род Глебовых-Стрешневых на Евгении прерывался, и потомков мужского рода не существовало, родовое имя решили сохранить таким образом. А имение Покровское-Стрешнево все чаще стали называть Покровское-Глебово (так как в полном имени семьи на первом месте была фамилия Глебовы). В этот период в селе Покровском было 10 крестьянских дворов, и проживало в общей сложности около 100 человек. То есть с 1629 года, когда деревня Подъёлки стала селом Покровским, количество человек увеличилось всего в 3 раза. Но зато через 30 лет в селе жили уже почти 3 сотни человек.


Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева (1846–1924)

Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева оказалась последней владелицей усадьбы. За время своего управления имением она внесла множество новшеств в устройство дома и парка: в 1880 году был построен архитектурный ансамбль в виде подковы, объединивший все хозяйственные постройки. С торцов дома пристроили флигеля в виде средневековых башенок, а над домом сделали деревянную надстройку, тоже в виде замковой башни. Вокруг усадьбы возвели стену из красного кирпича с башнями в псевдорусском стиле. Храм Покрова снова был перестроен.

Последняя хозяйка Покровского-Стрешнево занималась имением с удовольствием и искренней любовью: несмотря на то, что она владела виллой в Италии, имела собственную яхту на Средиземном море и личный железнодорожный вагон для поездок, большую часть времени помещица все равно проводила в своем родовом гнезде.

Интересный факт: несмотря на то, что во времена Евгении Федоровны Покровское-Стрешнево посещало как никогда много гостей, посетители вовсе не были свободны в своем перемещении по усадьбе. Княгиня строго делила пространство на «личное», «для особых гостей» и «по билетам». Сохранилось письмо Софьи Андреевны Толстой, в котором она жаловалась супругу Льву Николаевичу: «В Покровском очень грустно то, что везде видна злоба хозяйки: всё огорожено проволокой колючей, везде злые сторожа, и гулять можно только по пыльным, большим дорогам».

Село Покровское между тем продолжало быть популярнейшим дачным местом. Настолько, что летом 1908 года было организовано регулярное автобусное сообщение (очень редкое по тем временам событие) между Покровским и Петровско-Разумовским. Автобусы ходили по Петербургскому шоссе (нынешняя Ленинградка).


Так выглядели автобусы в начале XX века

Примерно в то же время дачи строятся и на другом конце парка - в Иваньковском лесу, над речкой Химкой (окрестности родника «Царевна Лебедь»). В Иванькове одно время снимали дачу Марина Цветаева и Сергей Эфрон, в Иванькове Л.Н. Толстым был написан рассказ Толстого «Буря».

После революции 1917 года усадьба (а также все дачи) была превращена в санаторий ЦК, а чуть позже стала домом отдыха текстильщиков. Удивительно, но в 1925 году в усадьбе была полностью воссоздана обстановка господского дома и создан музей. Правда, просуществовал он недолго (а это уже, учитывая эпоху, как раз неудивительно), был закрыт и разорен. Позже, в 1933 году, в бывшей усадьбе был устроен дом отдыха военных летчиков. Во время Великой отечественной войны в зданиях усадьбы располагался госпиталь. В послевоенное время (с 1970 года) в Покровском-Стрешневе был НИИ гражданской авиации.

Затем (в 80-е годы) здание усадьбы принадлежало компании Аэрофлот. Аэрофлотовцы планировали устроить в бывшей усадьбе зал приемов, и в связи с этим начали активные реставрационные работы, но планы нарушил пожар, уничтоживший мансардный этаж и значительно повредивший залы второго этажа. Было начато восстановление дворца - вновь достроили сгоревшие части дома, частично отреставрировали парадные залы второго этажа, но до конца реставрацию так и не довели.

В 2003 году «Аэрофлот» продал усадьбу некоторой сомнительной компании, сделка с которой позже была признана незаконной.

Сейчас усадьба формально находится на балансе Высшей школы экономики, но фактически - прошена на произвол судьбы, потихоньку ветшает, дичает и разрушается.

С другой стороны она переходит в великолепный некогда сосновый парк. Но, видимо, раньше здесь преобладал еловый лес, по которому местность и получила название Подъёлки. Пустошь под таким названием в середине XVI в. принадлежала Степану и Фёдору Тушиным и впервые отмечена писцовой книгой 1584 г. уже после приобретения её Елизаром Ивановичем Благово — видным политическим деятелем второй половины XVI в. В 1573 г. он участвует в свадебном обряде короля Магнуса с племянницей Ивана IV княжной Марьей Владимировной. В 1580 г. он был послан с мирными предложениями к Стефану Баторию, но вернулся обратно, ничего не добившись. Тремя годами позже его имя упоминается среди участников приёма английского посла Боуса в Москве.

Пожалуй, самые страшные и тяжёлые годы пережила эта местность в Смутное время. Весной 1608 г. начал свой поход на Москву Лжедмитрий II. «Тушинский вор», как станут его называть, разбил свой лагерь на берегу Химки, прямо напротив Подъёлок. В лагере собралось до 50 тыс. человек. Сюда приехала Марина Мнишек, которую уговорили признать очередного самозванца и даже обвенчаться с ним. Здесь же самозванцем был возведен в патриарший сан Филарет Романов, отец первого царя из династии Романовых. Но и падение Лжедмитрия II связано с этими же местами. После неудачной осады Троице-Сергиева монастыря, поражений под Тверью и Псковом самозванец был вынужден бежать из тушинского лагеря в Калугу, куда за ним последовала и Марина Мнишек.

Среди соратников самозванца выделялся Андрей Фёдорович Палицын, человек в соответствии с нравами и обычаями того непростого времени служивший «и нашим и вашим». Его сын Фёдор позднее писал в челобитной на имя царя Алексея Михайловича: «Служил отец мой прежним государям и отцу твоему государеву, государю… Михаилу Фёдоровичу, 40 лет и посылан был отец мой на твои государевы службы многажды с твоими государевыми ратными людьми, с дворяны и детьми боярскими, и с атаманы и козаки воеводою против ваших государевых неприятелей польских, и литовских, и немецких людей, и русских воров, и на многих боях с литовскими и немецкими людьми бивался, и в осадех сиживал, и на тех боях изранен и изувечен был многими увечными ранами. А многия службы и крови отца моего известны были блаженныя памяти отцу твоему государеву, государю… Михаилу Фёдоровичу, и твоим государевым бояром и думным людем: и за, государь, его многия службы и крови твоего государева жалованья поместный оклад был отцу моему 1000 четьи, денег из чети 130 рублей».

В 1622 г. документы называют А.Ф. Палицына владельцем Подьёлок. Был Андрей Фёдорович сыном боярским, начинал службу у окольничего Я.М. Годунова, после смерти которого в 1608 г. «отъехал» к «тушинскому вору». Годом позже вместе с другими тушинцами он направился в Тотьму выпускать из тюрьмы опальных и для этой цели там же на месте написал «подложную» грамоту, вызвавшую «сомнение» властей. На «жестоком» допросе А.Ф. Палицын показал всё, что знал о «тушинском воре»: о его происхождении и всех тех, кто служил самозванцу. Получив свободу, посол «тушинского вора» тут же перешёл на службу польского короля и в 1610 г. получил от Сигизмунда III грамоту о пожаловании в стряпчие.

Но уже в 1611 г. он состоит среди ратных людей Троице-Сергиева монастыря. Как только настоятель и келарь узнали о попытках интервентов пожечь Москву, именно А.Ф. Палицын мчится на помощь городу с 50 ратниками. Отличился он и в 1614 г., когда будучи воеводой в Осташкове сражался с литовцами, взял «языка» и послал его в Москву. В 1618 г. он служил воеводой в Муроме, в 1629—1631 гг. в далёкой Мангазее, в 1633 г. вернулся в Москву с чертежом реки Лены и росписью «землиц и людей», «кочевых и сидячих» по её берегам. Между службой в Муроме и Мангазее Палицын продал свою тушинскую пустошь дьяку Михаилу Феофилатьевичу Данилову.

М.Ф. Данилова можно вполне назвать преуспевающим чиновником своего времени. Начав карьеру в начале XVII в. в Смутное время, он последовательно прошёл всю служебную лестницу, выполняя порой очень ответственные поручения, причём следует отметить, что ни разу он не переходил на сторону врага. Непосредственно после избрания на царство Михаила Романова дьяк Данилов получает дипломатическое поручение отвезти турецкому султану известие о появлении нового русского царя. Поездка продолжалась до декабря 1614 г., а в сентябре 1615 г. он становится дьяком Разрядного приказа. В 1622 г. он, решив обзавестись землями на Химке, превращает пустошь в деревню, где ставит двор с деловыми людьми. Патриарший Казённый приказ отмечает, что в 1629 г. появляется каменная «новоприбылая церковь Покрова Святой Богородицы, да в пределех Чудо архистратига Михаила, да Алексея чюдотворца, в вотчине разрядного дьяка Михаила Данилова в селе Покровском — Подъёлки».

В 1641—1642 гг. М.Ф. Данилов числился дьяком Сыскного приказа, а в 1645—1646 гг. переписывал казну и деньги в Сибирском приказе и Приказе Казанского дворца. И, видимо, служба шла успешно, коль он сумел превратить пустошь в село. Переписная книга 1646 г. сообщает: «…за думным дьяком за Михаилом Даниловым сыном Фе-филатьевым село Покровское, Подъелки тож, а в нём церковь Покрова Пресвятой Богородицы каменная, а у церкви во дворе поп Симеон, да келья просвирницы, да 8 дворов крестьянских, людей в них 26 человек». Но главное: вместо первоначальных 29 с половиной десятии село Покровское «потягло» к себе около 300 десятин — Данилов увеличил имение почти в десять раз.

Не ладилось у дьяка лишь в личной жизни, о чём можно судить по тем богатым вкладам, которые он делал в монастыри на помин души своих умерших родственников. Например, в 1639 г. он отдал Троице-Сергиеву монастырю 100 рублей, да 100 золотых угорских и московских, «да на чудотворцевы гробы положил 3 покровы бархатных, кресты и дробницы серебряные золочёны, по цене за 90 рублёв. А за тот его вклад родителей его 51 имя написаны в синодики и в кормовые книги». Из всей семьи его пережила, да и то лишь на год, только дочь.

Недолгое время селом владеет Фёдор Кузьмич Елизаров, начавший службу с самой низшей должности — жильца (1616 г.). За более чем 40-летнее время неторопливого продвижения по служебной лестнице он достиг в 1655 г. чина окольничего и ему подчиняют Поместный приказ, которым он ведал до своей кончины в 1664 г. За время службы ему удалось сколотить неплохое состояние. Незадолго до смерти у него насчитывалось 500 дворов, а раньше «по его скаске» имелось 220 дворов.

В 1664 г. Покровское приобретает Родион Матвеевич Стрешнев, и с этого момента усадьба в течение почти 250 лет принадлежит роду Стрешневых. Эта фамилия выдвинулась благодаря тому, что в 1626 г. царь Михаил Фёдорович женился на дочери незнатного дворянина («темного происхождения» — по словам современников) Евдокии Лукьяновне Стрешневой, родственники которой быстро заняли видное место в придворной иерархии.

Родион Матвеевич Стрешнев — личность уникальная и очень заметная в русской истории. Ему пришлось на протяжении жизни служить всем четырём первым царям из династии Романовых. Начинал он службу стольником и продвигался достаточно медленно: с 1653 г. он окольничий и лишь через 23 года (1676) получает боярское звание. Приходилось ему выполнять дипломатические поручения, воевать, возглавлять различные приказы. Славившийся независимостью и стойкостью характера, он пытался уладить конфликт между патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем. С конца 1670-х годов и до конца жизни он служил дядькой будущего императора Петра Алексеевича, которого, собственно, и выпестовал.

При первом Стрешневе жизнь в Покровском замирает. Эта подмосковная явно не сулила ему особенных выгод. Основной клин земли оставался под лесом. В 1678 г. в селе числилось «9 человек кабальных людей, 10 семей работников, в них 30 человек, двор прикащика, двор крестьянской, в нём 7 человек, и двор бобыльской, в нём 3 человека». Особенное значение в хозяйстве отводилось специально выкопанным рыбным прудам на речке Чернушке.

Сыну Стрешнева, Ивану, единственному наследнику, досталось в 1687 г. огромное состояние, составившее в общей сложности 13,5 тысяч десятин земли в разных уездах. При нём, в 1704 г., в селе Покровском, Подъелки тож, состояли: двор вотчинников, в нём приказчик и конюх, двор скотный, в нем 4 человека, и 9 дворов крестьянских, в них 34 человека.

В 1739 г. Ивана Родионовича не стало. Из двух его сыновей, Василия и Петра, Покровское по разделу было закреплено за последним. Служба Петра Ивановича протекала трудно. Гоф-юнкер Петра II, камер-юнкер сестры малолетнего императора Натальи Алексеевны, он при императрице Анне Иоанновне поплатился за близость к детям царевича Алексея отправкой премьер-майором в полевые полки. Лишь к концу её царствования ему удается достичь чина генерал-майора, но это же обстоятельство вызывает недоверие к нему следующей императрицы Елизаветы Петровны. Только в 1750-х годах он добился чина генерал-аншефа. Затем, воспользовавшись указом «О вольности российского дворянства», он вышел в отставку и полностью посвятил себя хозяйственным делам. Именно с этим обстоятельством связывается строительство в Покровском нового барского дома, законченного в 1766 г.

Сравнительно небольшой по размерам — всего десять комнат на первом этаже, с характерной для елизаветинской эпохи анфиладой парадных комнат — стрешневский дом представлял очень удачное, судя по сохранившимся чертежам, решение здания в духе французского рокайля, к тому же выполненного в камне. Обстановка особым богатством не отличалась, зато Покровское славилось обширной галереей из 25 родовых портретов и 106 картин. Удобная и гостеприимная подмосковная привлекала многочисленную и очень влиятельную родню хозяев. Сестра Петра Ивановича Марфа была замужем за князем А.И. Остерманом, младшая Прасковья — за известным историком М.М. Щербатовым. Здесь бывали и фаворит Екатерины II A.M. Дмитриев-Мамонов, и семья адмирала Спиридова, и братья Михаил и Пётр Яковлевичи Чаадаевы.

Усадьба в Покровском была прямой противоположностью другой усадьбы Стрешневых — Знаменское-Раек, близ Торжка, в двух верстах от Петербургской дороги, которая была выстроена для показухи, «для парада». Дом в Покровском строился именно для собственных нужд как загородная резиденция для отдыха. Но всё же во время торжеств, посвящённых празднованию Кючук-Кайнарджийского мира, в Покровском побывала императрица. Во всяком случае, краевед А. Ярцев, побывавший здесь в начале XX в., видел табличку с надписью, в которой говорилось, что 10 июля 1775 г. Екатерина II «кушала чай» у Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой.

Елизавета Петровна была фигурой колоритной даже для своего времени. Уже в детском возрасте она проявляла свой необузданный нрав. Отец её рано лишился жены, а из 9 детей выжила только одна дочь, которую он очень любил и баловал безмерно. Не только отец, но и все домашние преклонялись перед нею, и вполне возможно, что именно это обстоятельство и развило в ней деспотизм, неуступчивость, отличавшие её от других барынь того времени. Она заставляла отца выполнять все свои капризы. Однажды её дядя, князь М.М. Щербатов, посланник в Лондоне, подарил ей куклу. К игрушке, прозванной Катериной Ивановной, приставили особую карлицу. Наиболее запоминающимся был праздничный выезд маленькой Елизаветы с куклой: «Карета была вся вызолочена и эмалирована, с золотыми кистями; четверо гусар сопровождали её верхом, сзади ехали два гайдука, а спереди бежал скороход, носивший на жезле герб Стрешневых. Весь дом приходил в волнение: лакеи пудрили волосы и заплетали косы. Все суетились, и приготовления продолжались не менее двух часов. Наконец Катерину Ивановну и карлицу сажали в карету, и народ, попадавшийся навстречу им, кланялся до земли».

Как ни потакал ей отец, он всё же воспротивился её желанию выйти замуж за Фёдора Ивановича Глебова (1734—1799), вдовца с дочерью на руках. Однако через год после смерти отца Елизавета Петровна добилась своего: «Я никогда не была в него влюблена, но я поняла, что это единственный человек, над которым я могу властвовать, вместе с тем уважая его».

Из четырёх детей Елизаветы Петровны выжили только двое. Воспреемницей старшего сына, Петра, была сама Екатерина II. Но если старшему удалось жениться против воли «маменьки», то младшему, Дмитрию, она не позволяла ни жениться, ни служить. Детей старшего сына после его смерти и после того как вдова вышла вторично замуж Елизавета Петровна оставила при себе. «Воспитание, которое получили эти несчастные дети, в продолжение долгого времени занимало всю Москву. Строгость их бабушки была так велика, что они при ней едва осмеливались раскрывать рот». Внучки её ходили в затрапезном платье, чуть ли не до 20 лет пользовались за столом детскими приборами, спрашивая у «бабеньки» разрешения взять тот или иной кусочек. Не желая выдавать их замуж, она всех женихов называла мальчишками, а иногда и просто дураками, приказывая лакеям гнать их из дома. Внуку Фёдору она не разрешала поступать на службу из-за элементарной прихоти: вдруг понадобится искать какие-то «бумажки», чтобы доказать своё происхождение. Говорят, что Николай I, узнав об этом, приказал выправить необходимые бумаги Фёдору Петровичу без обычных формальностей, что укрепило старуху в её правоте. Ведь Стрешневых и так все знают.

Внучка её, Наталья Петровна Бреверн, не держа обиды на бабушку, на старости лет говорила о ней, что это «один из последних образцов старинного самодурства, только без обыкновенно сопровождающих его вспышек и взбалмошности: это олицетворение какого-то систематического самодурства». И действительно, Елизавета Петровна говорила самые жестокие слова, не повышая голоса («кричат только мужики и бабы»). Но взгляд её при этом, по воспоминаниям окружающих, становился «ошеломляющим». А управляющий называл его «как поленом по спине».

Характер её смягчился лишь на склоне лет. А суровость свою при воспитании детей и внуков она оправдывала тем, что её саму в детстве сильно избаловали, что и принесло ей так много зла. «Я чувствую, что я изверг и не желаю, чтобы они были такие же». Тем не менее были у неё и свои привязанности. В частности, присланный ей в подарок князем Волконским калмычонок Павлов, к которому она очень привязалась и даже выпросила для него офицерский чин.

Её братья умерли в раннем возрасте, и казалось, род Стрешневых прервётся. Елизавета Петровна собирает родовые реликвии, создает галерею семейных портретов. Мать свою она хоронит в Чудовом монастыре Кремля вместе с «настоящими Стрешневыми». Появляются в её усадебном доме и фамильные гербы, а в парадной зале висит генеалогическое древо. После кончины двоюродного брата (последнего из Стрешневых), который, как говорили, в молодости был влюблён в неё, а впоследствии так же горячо ненавидел, она в 1803 г. добивается права называться Глебовой-Стрешневой и эту фамилию передаёт потомству.

При Елизавете Петровне обновляется и усадьба. На месте старого дома появляется новый трехэтажный в духе позднего классицизма. При нём разбивается регулярный сад, на краю которого размещаются рыбный пруд и шесть оранжерей с плодовыми деревьями. В стороне от сада устраивается зверинец с оленями, шлёнскими козами и баранами, китайскими, персидскими и капскими гусями, казарками, лебедями, голубыми индейками, журавлями, павлинами. Образцом для Е.П. Глебовой-Стрешневой послужило хозяйство дворцового села Измайлова. В версте от усадьбы, на крутом берегу речки Химки, строится великолепный и уютный летний домик, названный «Елизаветино» — дань уходящему усадебному веку.

Что же касается собственно сельского хозяйства Покровского, то за прошедшие сто лет масштабы его почти не изменились. В 1813 г. это те же, что и в петровское время, 300 десятин земли и семь крестьянских дворов, в которых было 57 (вместо 34) человек.

Усадебный дом строился и перестраивался, окончательно сформировавшись к началу XIX в. Внутренняя планировка и интерьер оставались почти неизменными до 1928 г. Автор проекта, к сожалению, остался неизвестен, но выполнен он добротно. Разумеется, дом в Покровском уступал таким загородным дворцам, как Кузьминки, Останкино и Кусково, но здесь и не устраивали таких пышных празднеств: дом в Покровском выполнял роль семейной летней резиденции. Он достаточно характерен для своей эпохи и поэтому имеет смысл разглядеть его поближе.

В вестибюле, в который прежде всего попадали гости, обращала на себя внимание портретная галерея династии Романовых, родством с которыми гордилась Елизавета Петровна. Среди царских портретов выделялся гипсовый, выкрашенный под бронзу, бюст самой владелицы. Он изображал довольно пожилую женщину, а вернее старуху с резкими чертами лица в гофрированном чепце. Вверху вестибюль украшал балкон-галерея: широкая парадная лестница, обрамленная четырьмя колоннами, вела наверх. В уголке стояли два высоких посоха, украшенных серебряными набалдашниками с гербами. Предназначались они для парадных выездов. По обычаям того времени перед каретой именитого дворянина бежали скороходы с посохами-булавами и расчищали дорогу. Среди стрешневских скороходов выделялся негр Помпее.

При создании музея в усадьбе после Октябрьской революции в одной комнате развесили почти все фамильные портреты, так или иначе имевшие отношение к владельцам. Не равноценные по своим художественным достоинствам, они тем не менее давали полное представление о роде Стрешневых, о времени, в котором они жили. По описи 1805 г., число картин достигало 328, в том числе царских портретов и изображений Глебовых и Стрешневых — 76. Среди них выделялись портреты, написанные Яном (Иваном) Лигоцким, художником «польской нации». Пять лет он обучался у знаменитого К. Легрена, у которого освоил не только рисунок и живопись, но и научился «подволочному письму» (т.е. умению расписывать потолочные плафоны), декорировать интерьеры, писать образа. Аттестовали И. Лигоцкого видные петербургские художники елизаветинской эпохи — Каравакк и Перезинотти. Последний свидетельствовал, «что Яган Лигоцкий, который у мастера Карла Легрена в живописной науке обучался орнаментам, фигурам и прочему, достоинство имеет в службе её императорского величества быть». С середины 1760-х годов Лигоцкий специализируется на портретной живописи, и среди его работ можно было увидеть облик хозяев Покровского и их родственников. Среди них портрет 1776 г. киевского генерал-губернатора П.И. Стрешнева, отца Елизаветы Петровны. С холста смотрит на нас пожилой, с обрюзгшим лицом, но с удивительно живыми черными глазами мужчина, уверенный в себе. А рядом портрет жены, молодой женщины, с высоко взбитой причёской, принявшей ещё при жизни мужа постриг, посвятившей себя Богу, возможно, из-за смерти почти всех своих детей. Рядом висел портрет девушки в наряде цветочницы. Это запечатленная в нежном возрасте Лиза, в будущем Елизавета Петровна.

Портретную украшали стулья, обитые материей с нашитыми гербами, зеркала в резных золоченых рамах, орнаменты на стенах.

Из портретной можно было попасть в столовую, оформленную в античном вкусе. Потолок был украшен плафоном, на котором в орнаментальном окружении изображены две колесницы, управляемые женскими фигурами с факелами в руках. Медальон в центре плафона представлял профили знаменитых древнегреческих живописцев Апеллеса и Зевскиса. Картины на стенах столовой изображали пейзажи, батальные сцены, руины и т.д. Комнату украшали фарфоровые сервизы, чайные и столовые, бронзовые скульптурные миниатюры. С мебелью из орехового дерева хорошо сочетался короткий комнатный рояль «Оффенберг». Большой интерес представлял буфет XVIII в. с раздвижными дверцами.

Вторая дверь из «портретной» вела в большой белый зал. Украшенный белыми колоннами коринфского ордера, он был построен в виде восьмиугольника, вписанного в продолговатую комнату. Английская мебель украшала белый зал — лёгкие кресла со стрельчатыми прорезями в спинках, два ломберных стола, привлекали внимание два столика-«бобика» (т.е. выполненные в виде бобов), украшенные маркетри — мозаичными картинами с видом приморских городов. К потолку была подвешена бронзовая люстра с хрустальными подвесками.

Интересны были в белом зале и в соседней синей гостиной наборные полы, выложенные разноцветными кусочками дерева, и хорошо гармонирующими с мебелью маркетри. Синяя гостиная получила своё название из-за цвета стен, напоминающих цвет бумаги, в которую заворачивали сахарные головы. Паркет в этой комнате расходился кругами от центральной розетки. Восемь коринфских колонн образовывали внутреннюю ротонду. Стены были украшены панно, на спинках стульев и диванов красовались копии античных барельефов. Освещал комнату фонарь, подвешенный на цепях. Пожалуй, эта комната была самой строгой по стилю.

Из белого зала можно было попасть в библиотеку, где в высоких книжных шкафах хранились книги XVIII в. и семейный архив Стрешневых, представлявший немалый интерес для исследователей быта и социально-экономической жизни в подмосковной усадьбе XVIII- XIX вв.

От библиотеки начинался целый ряд «покойных» комнат, выходивших окнами в сад. Среди них — кабинет, украшенный мебелью екатерининской эпохи: кресла, обитые цветной материей, столики-консоли с тончайшей резьбой, расписанные палевыми тонами, ломберный стол со столешницей, набранной из кусочков разноцветного дерева и изображающей средневековый замок со рвом и подъёмным мостом. С мебелью хорошо сочеталась ампирная люстра.

Через небольшую уборную можно было попасть в «парадную» спальню, разделенную арками на две части, между которыми выделялись фальшивые (нарисованные) двери. Спальню заполняла мебель павловского времени — столик со скошенными уголками и сфинксом на нижней полке, кресла с высокими спинками. Среди портретов, украшавших комнату, выделялся портрет М.И. Матюшкиной работы Ф.С. Рокотова. На картине, которую датировали 1780-ми годами, была изображена женщина средних лет в белом платье, обшитом кружевами по вырезу и закрытом, по моде, лёгким прозрачным газом.

Рядом располагался второй кабинет, обставленный мебелью александровской эпохи (стиля «жакоб») — кресла, столы, бюро. Украшали комнату английские часы в футляре. В углу кабинета, в особой стойке, находились длинные чубуки и трости. На стенах висели французские и английские цветные гравюры, а освещала комнату люстра, подвешенная к потолку цепями; на её обруче были укреплены рожки для свечей в виде кариатид. В этом кабинете можно было отметить вставленный в раму рисунок женской головки. Примечателен он тем, что выполнила его уже упоминавшаяся Наталья Стрешнева (в замужестве Бреверн), внучка Елизаветы Петровны. Рядом висел портрет её отца — гусара, погибшего в наполеоновское нашествие.

Смежная с кабинетом спальня была обставлена мягкой стёганой мебелью, стены и потолок затягивала материя с кружевной отделкой.

Приусадебный парк состоял из двух частей: регулярной — французской, и пейзажной — английской. Формировался он в основном в XIX в. Долгие годы здесь сводили лиственные породы деревьев и культивировали хвойные — сосну, ель, лиственницу. В «Памятной книге для посадки разных растений в селе Покровском» можно было прочитать: «Везде вынимать лиственные деревья около главного дому, не давать вырастать дичкам, чтобы был характер культуры хвойной». Когда-то регулярная часть парка, его партеры, аллеи, куртины были украшены скульптурой, представлявшей собой, по большей части, ремесленные поделки. Но стояли здесь и мраморные статуи работы Антонио Биболотти, выполненные специально для Покровского в Италии.

Извилистые тропинки через английский парк приводили к крутому обрывистому берегу речки Химки, на котором красовался небольшой, словно игрушечный, домик — «Елизаветино». Легенда гласит, что его выстроил в качестве подарка жене Ф.И. Глебов. Двухэтажный, с небольшими комнатами, он соединялся колоннами с маленькими флигельками, образуя уютный дворик. К сожалению, обнаружить имени архитектора не удалось, но безукоризненный вкус и высокая художественность исполнения, несомненно, говорят о его большом таланте. Прекрасный вид открывался с балкона-террасы на долину Химки.

Покровское представляло собой родовое гнездо, но все усилия поддержать мужскую линию рода оказались тщетными. После смерти Елизаветы Петровны одна из её внучек вышла замуж за купца Томашевского, после чего её имя перестали упоминать в семье. Вторая, Наталья, стала женой генерала В.Ф. Бреверна. Имение же перешло к внуку Елизаветы Петровны — гвардии полковнику Евграфу Петровичу Глебову-Стрешиеву, за которым оно числилось в 1852 г. Тогда в Покровском значилось 10 дворов, где проживало 40 душ мужского и 42 женского пола, церковь и господский дом с 10 дворовыми людьми. Но Евграф Петрович умер без мужского потомства, и в 1864 г. его младший брат Фёдор Петрович, не имевший детей, подал ходатайство о передаче своей фамилии зятю Евграфа Петровича. Государственный совет разрешил полковнику Ф.П. Глебову-Стрешневу передать свою фамилию ротмистру Кавалергардского полка князю Михаилу Шаховскому и впредь именоваться Шаховским-Глебовым-Стрешневым. Тройную фамилию в дальнейшем мог наследовать только старший в роде.

Его жена, последняя хозяйка Покровского, очень богатая женщина, миллионерша, чьё имя не сходило со страниц светской хроники (владелица знаменитой виллы Демидовых Сан-Донато, собственной яхты стоимостью свыше миллиона рублей для прогулок по Средиземному морю, личного вагона для поездок в Италию) и которая много занималась делами благотворительности — это и Дамский попечительский о тюрьмах комитет, и Московский совет детских приютов, и приют имени князя В.А. Долгорукова (бывшего губернатора Москвы), и Александровское убежище для увечных воинов. Для Московского общества вакационных колоний, возглавлявшегося ею, она передала две свои дачи близ Иванькова. Во время русско-японской войны 1904—1905 гг. она предоставила свою усадьбу под лазарет для раненых на 25 человек.

При ней и произошла перестройка усадебного дома, который искусствоведы называют теперь «архитектурным парадоксом». Фантастическое смешение всех мыслимых и немыслимых стилей и бутафорской архитектуры вместилось в нём. Дом был украшен высокими кирпичными башнями в романском стиле, русскими теремками, а деревянное завершение дома расписали под кирпич. Но на расстоянии он производит цельное впечатление и похож на древний замок, особенно когда на кирпичных стенах играют свет и тени. Перестройка усадебного дома осуществлялась по проекту академика архитектуры А.И. Резанова. Усадьба обносится кирпичной стеной с башнями.

Большие любители искусства вообще, а сценического в особенности, князь и княгиня Шаховские-Глебовы-Стрешневы почти одновременно строят два театральных помещения — одно в Москве, на (ныне театр им. Маяковского), а другое — в Покровском. Театр в усадьбе существенно отличался от обычных летних подмосковных театров. Добротный корпус театра, пристроенный к основному дому, был небольшим, но уютным. В него можно было попасть и из дворца. Обширная передняя и две круглые лестницы, по которым публика поднималась в зал, представляли эффектный вход в театр. Впечатление усиливалось от роскошных готических окон с разноцветными стёклами, дающих преломляющийся свет. Зал состоял из партера и небольшой ложи посредине правой стены, которую занимали хозяева со своими гостями. Из ложи шёл прямой ход во внутренние комнаты. Небольшая сцена вполне удовлетворяла тем спектаклям, что ставились здесь. Зал освещался свечами, а в особо торжественных случаях включали электричество. Управлял труппой и театром провинциальный актер Долинский. Представления шли раз в неделю, по воскресеньям. Владельцы предоставляли всем дачникам, жившим в Покровском, право посещать театр, а княгиня принимала непосредственное участие в спектаклях.

Главный дом стоял на окраине соснового парка. В его зелени утопали дачи Покровского-Стрешнева. Ещё Елизавета Петровна, не лишённая коммерческой жилки, выгодно использовала свою подмосковную, тем более что красивая и здоровая местность издавна привлекала москвичей. Уже в начале XIX в. здесь сдавались «домики для летнего жилья, со всякою к ним принадлежностию». В 1807 г. в Елизаветине жил именитый дачник — Николай Михайлович Карамзин, который работал здесь над «Историей государства Российского». Связано Покровское и с именем Л.Н. Толстого. 25 мая 1856 г. Лев Николаевич вместе с К.А. Иславиным («Костенькой») едет в Покровское-Стрешнево к его сестре Любови Александровне Берс, у которой было три дочери: вторая из них — Софья Андреевна стала впоследствии женой писателя. А в то время ей исполнилось всего лишь 12 лет. Со своей квартиры в Москве, на углу и , Толстой почти ежедневно ходил к Берсам в Покровское и обратно.

Дачи в Покровском всегда считались фешенебельными и были очень дороги. Снимать их могли только люди с высоким достатком. Чтобы оградить их от прочего люда, все дороги, ведущие в имение, были перегорожены шлагбаумами и выставлены сторожа. Дорога в соседнее Никольское также была перегорожена и из-за этого Никольские крестьяне почти 10 лет судились с владельцами, в итоге всё же выиграв тяжбу.

К середине 1880-х годов Покровское начинает увеличиваться в размерах — здесь уже 15 дворов, в которых жили 263 человека, две лавки, 22 дачи, причём не только господские, но и крестьянские. Открытие в 1901 г. Московско-Виндавской дороги не только оживило дачную жизнь в Покровском-Стрешневе, но и способствовало возникновению и развитию дачного посёлка, выросшего буквально за 3—4 года. Уже в 1908 г. на железнодорожной платформе было построено каменное станционное здание оригинальной архитектуры по проекту архитектора Бржозовского.

Покровское-Стрешнево пользовалось успехом не только у постоянных дачников, но и у временных отдыхающих. Летом 1908 г. сюда пустили автобус до Петровского парка, причём пассажиров оказалось так много, что, как писали газеты, «среди них происходят иногда споры об очереди, потребовавшие даже вмешательства полиции». Цену определили в 30 копеек, а в праздничные дни — 40 копеек. В тот год меблированные дачи-особняки, со всеми удобствами, отдавались от 100 до 2000 рублей за сезон.

После революции в Покровском-Стрешневе была устроена трудовая детская колония Наркомата путей сообщения. Воспитание детей трудом находилось в соответствии со старыми традициями. Дети занимались подсобным хозяйством — разводили свиней, кроликов, птицу, работали на огороде, разбили фруктовый сад. Постепенно здесь образовался целый детский городок, с 1923 г. носивший имя М.И. Калинина, куда входили санаторий на 70 детей, коммуна из 35 человек, детский сад на 35 малышей. К ним присоединялись детские учреждения других ведомств. К лету 1923 г., времени расцвета городка, в нём насчитывалось 26 детских домов, 2 детских сада, 2 детские колонии, отряд юных пионеров. В детском городке из примерно сотни зданий жили 1509 детей и 334 взрослых.

В 1925 г. в главном усадебном доме была осуществлена попытка устроить музей искусства общего типа, подобный музею в Архангельском. Но просуществовал он недолго. Постепенно его здание стало использоваться под жилье. В 1928 г. музей был закрыт и по сути разорён. Часть обстановки удалось спасти. Дворец вскоре оказался полностью заселённым. Но в 1933 г. он приглянулся «Аэрофлоту», и здесь был создан дом отдыха для лётчиков. В 1970-е годы в усадьбе расположился НИИ гражданской авиации, а позднее её отдали под дом приёмов Министерства гражданской авиации. С 1949 г. Покровское-Стрешнево оказывается в черте Москвы, а с начала 1970-х годов становится массовой жилищной застройки.

Иваньково

С историей Покровского-Стрешнева и именами некоторых его владельцев тесно связана и судьба деревни Иваньково, располагавшейся на правом берегу речки Химки. Писцовая книга 1584 г. сообщает: «За Елизарьем за Ивановым сыном Благово в вотчине, что преж сего за Степаном да за Фёдором за Тушиными купли:… деревня Оносьино на усть речки Хинки, пашни паханые середней земли 6 четьи, да перелогу 4 четьи в поле, а в дву потомуж, сена 100 копен, лесу дровяного 4 десятины».

В Смутное время эти места были сильно опустошены, и в 1623 г. это уже «пустошь, что была деревня Оносина на речке на Химке», которой владел думный дьяк Иван Тарасьевич Грамотин.

Видный чиновник первой половины XVII в., он в начале своей карьеры писался как Иван Курбатов — по прозвищу своего отца, также дьяка, Тараса Курбата Григорьевича Грамотина. Первые сведения о нём относятся к концу XVI в., когда в 1595 г. он ездил с посольством М. Вельяминова к римскому цесарю, а через четыре года с послом А. Власьевым опять побывал у него. С началом Смутного времени он служил в различных приказах. В 1604 г. он перешёл на сторону Лжедмитрия I, был пожалован в думные дьяки и в 1606 г. вёл переговоры с поляками. Служил Грамотин и Василию Шуйскому, но, изменив ему, перебежал в Тушино, к Лжедмитрию П. Оттуда он ездил в Троицкий монастырь, уговаривая монахов сдаться осаждавшим обитель врагам. В 1610 г. он был направлен послом к польскому королю Сигизмунду, который возвёл Грамотина в думные дьяки и назначил в Посольский и Поместный приказы, таким образом выделяя его среди остальных изменников, за то, что Иван Грамотин начал служить ему «прежде всех». Кроме должностей его награждают и поместьями. Во время оккупации Москвы поляками Грамотин был едва ли не самым усердным пособником интервентов. О нём и ему подобных в «Новой повести о православном Российском царстве» говорилось: «…супостаты наши, которые ныне у нас, — заодно с нашими изменниками-единоверцами, новыми богоотступниками и кровопролителями, и веры христианской разорителями, родственниками сатанинскими, собратьями Иуды, предателя Христа, с нашими начальниками и с иными их прислужниками, пособниками и единомышленниками, которые недостойны по своим злым делам истинным именем своим именоваться (называть их следует — душепагубные волки)».

Польский наместник в Москве Гонсевский формально проводил совещания с Боярской думой, а фактически сажал рядом с собой Грамотина, Салтыкова, Мосальского, Андронова, и обиженные бояре не раз упрекали Гоисевского: «А нам и не слыхать, что ты со своими советниками говоришь». Историк Дм. Баитыш-Каменский говорил о Грамотные, что это был «муж государственный, царедворец ловкий, пронырливый, обесславивший имя своё гнусною изменою и постыдным себялюбием».

В 1612 г. Грамотин участвовал в посольстве московских бояр, просивших на царство королевича Владислава. Потом он вернулся на Русь, уговаривая московских начальников подчиниться Владиславу. И хотя в грамоте об избрании Михаила Фёдоровича на царство о нём говорится как об изменнике, тем не менее ему, появившемуся в Москве в начале 1618 г., довольно быстро удалось реабилитироваться, получив назначение в Новгородскую четь, а затем и думное дьячество. Большую роль в этом сыграла его дружба с патриархом Филаретом, отцом нового царя, возникшая во время их совместного пребывания в Польше. Да и сам дьяк был не промах: умел блеснуть красноречием, владел доверием государя. В 1626 г. он присутствовал на свадьбе Михаила Фёдоровича и Евдокии Стрешневой и в числе бояр шёл за поезжанами перед государем. И всё же зимой этого же года за самовольство и непослушание, по настоянию патриарха, его сослали в Алатырь. Лишь в 1634 г. после смерти Филарета царь Михаил Фёдорович возвратил его в Москву и приблизил к себе, жалуя Грамотина печатником, т.е. хранителем государственной печати, с повелением писаться с «вичем», т.е. Иваном Тарасьевичем.

Дьяк был весьма корыстолюбив. Так, в 1607 г., пользуясь своим положением, он взял себе лучшие дворцовые сёла в поместье, находясь во Пскове, грабил окрестные селения, мучил, как говорит летопись, «многих христиан», пытал их и «на мзде великой отпущаеши».

Грамотин скончался 23 сентября 1638 г., приняв перед кончиной по обычаю того времени постриг (в иночестве — Иоиль) и указав своими душеприказчиками боярина князя И.Б. Черкасского и окольничего В.И. Стрешнева, хотя во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря, куда дьяк делал богатые вклады и где похоронен, указаны Другие лица.

Умер дьяк бездетным, оставив после себя огромное состояние, в оценке которого разошлись, вполне возможно, не без умысла, душеприказчики. Во всяком случае, в отписке боярина Ф.И. Шереметева на имя царя сказано: «…А про Ивановы животы Грамотина Данила да Илья Милославские да Иван Опухтин нам сказали, что прикащики де у Ивановой души Грамотина твой государев боярин князь Иван Борисович Черкасский да окольничий Василий Иванович Стрешнев, а денег де после Ивана осталось тысячи с три, опроче рухляди; а дьяк Дмитрий Карпов нам сказал, что после Ивана осталось денег 5000 рублей, опроче же рухляди, а сказывал ему, Дмитрию, про те деньги.

Иван Азеев сын Опухтин, и он, Дмитрий, те деньги видел; и из тех денег вынято 500 рублей, как Ивана не стало, а вынимал те деньги Иван же Азеев сын Опухтин, а приказал де Иван Грамотин прикащикам теми деньгами душу свою строить, на три года давать сорокоусты на сорок храмов, да нищих кормить три ж года». И хотя дьяк жил далеко не безгрешным, деньги его пошли на благое дело. Государь Михаил Фёдорович «сей отписки слушав, указал… полоняником деньги по указу и что даёт патриарх и митрополиты и московские ближние монастыри, из Ивановых животов Грамотина, и то послать, чтоб невольников окупить».

После смерти Ивана Тарасьевича деревня, получившая новое название по имени дьяка, переходит к Стрешневым, и в дальнейшем вся её история связана с Покровским-Стрешневым. Переписная книга 1678 г. сообщает, что за боярином Родионом Матвеевичем Стрешневым, кроме Покровского, значилась и «деревня Оносьина, а Блаженки Ивановское тож, на речке на Хинке, что было допреж сего за Иваном Грамотиным, а в ней на мельничных двух дворах деловых людей 20 человек, крестьянских 5 дворов, людей в них 12 человек, и бобыльских 2 двора, людей в них 6 человек».

До середины XIX в. Иваньково развивается как бы в тени Покровского-Стрешнева. По данным справочника К. Нистрема, в деревне, принадлежавшей гвардии полковнику Евграфу Петровичу Глебову-Стрешневу, значилось 8 дворов, где проживали 43 души мужского пола и 44 женского. После реформ 1860-х годов сюда потянулись новоявленные купцы, вчерашние крестьяне. Устроил бумагопрядильную фабрику и купец 2-й гильдии Иван Никандрович Сувиров, рядом разместил красильное заведение местный иваньковский житель, также записавшийся в купеческое звание, Александр Дорофеевич Дорофеев, который до открытия в 1871 г. собственной фабрики почти 8 лет работал у Сувирова.

Арендовав у княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой около двух десятин земли, он поставил на берегу Химки 11 небольших зданий. На его фабрике производились крашение и отделка бумажных тканей. Красили около 90 кусков в день. Цвета были простые — дикий (так тогда называли серый) и чёрный. Число рабочих редко превышало полсотни, причём они в основном были крестьянами соседних губерний и небольшая часть из Рузского уезда Московской губернии. Местных не было вовсе. Работали только днём, по 14 часов. Условия работы были тяжелейшими: в сушилке температура не опускалась ниже 50° в красильне пар был настолько плотен, что с трудом можно было разглядеть фигуру в метре от себя. Среди работников не редкостью были малолетние ребята, работавшие в основном на колотильной работе, под токмаками, с помощью которых расколачивали и прессовали сложенный куском товар. Токмаки представляли собой длинные железные брусья, весом по 9 пудов каждый, которые поднимались и опускались с помощью привода и при этом всей своей тяжестью ударяли в подставленную под них медную доску, на которую перед ударом клали плашмя кусок ткани. После удара, когда токмак вновь поднимался, товар быстро вытаскивался, повёртывался и вновь подставлялся под удар. Мальчики сидели на полу, каждый перед своим токмаком, которых насчитывалось 10—15 и более на каждой колотильной машине. Техника безопасности была не в почёте у Дорофеева, как, впрочем, и у большинства тогдашних промышленников.

А.Д. Дорофеев, скончавшийся в 1895 г., завещал всё своё небольшое состояние на благотворительные дела. 8000 рублей предназначались «на учреждение» четырёх кроватей в Александровском приюте для неизлечимо больных и калек всех сословий комитета «Христианская помощь». Деньги же, вырученные от продажи имущества, он завещал внести в городскую управу для выдачи с них процентов бедным перед Пасхой и Рождеством.

Рядом с красильней, ниже по течению, на месте бывшей суконной фабрики И.Н. Сувирова, переведенной в Братцево, в августе 1880 г. возникло гвоздильное заведение Варфоломея Петровича Маттара, французского подданного. Заводик выпускал проволочные гвозди и решётки, ручные прессы, диванные пружины, для которых использовали старую телефонную проволоку. Отсутствие вентиляции, металлическая и древесная пыль в мастерских сильно подрывали здоровье рабочих, хотя заработок у Маттара был в несколько раз выше, чем у русских предпринимателей. Владелец даже проявлял некоторую заботу об охране труда — все приводы, шестерни были закрыты или недоступны. Рабочий день был немного короче — 11 часов.

Владелица Покровского и Иванькова княгиня Е.Ф. Шаховская-Глебова-Стрешнева, как и многие дамы высшего света, занималась благотворительностью. В частности, она принимала активное участие в работе Московского общества вакационных колоний и была выбрана его пожизненной председательницей. Для летнего лагеря общества она предоставила дачи в своём имении. 30 мая 1884 г. состоялось торжественное открытие лагеря. Общество существовало на благотворительные пожертвования, которые, правда, были немногочисленны. Весь лагерь размещался в двух небольших дачах, которые стояли на пригорке в большом тенистом саду. Наибольшего расцвета Общество достигло перед Первой мировой войной.

Приезжали сюда в основном воспитанницы женских гимназий в возрасте от 9 до 18 лет. Как правило, это были дети несостоятельных родителей, нуждающиеся в лечении. Два месяца жизни в сосновом бору, под присмотром доктора Я.И. Зенькина, работавшего в колонии с 1892 г., усиленное питание давали свои плоды и поправляли здоровье детей. В последние предвоенные годы колонией руководила К. С. Буянова, которая в бытность свою гимназисткой 6 лет провела в ней и, естественно, знала всё, что необходимо воспитанницам, не со стороны.

Прославилось же Иваньково наряду с Покровским как дачная местность. Московский краевед С. Любецкий отметил его в своих заметках: «…прекрасное по своей гористой местности и удобству селение Иваньково: там летом во множестве обитают московские переселенцы». Пожалуй, не было в округе ни одного селения, которое пользовалось бы такой популярностью. Красивая местность приглянулась и сотрудникам московского Художественного театра. Одним из первых здесь обосновался Виктор Андреевич Симов (1858—1935), талантливый художник-декоратор, который в истории московского Художественного театра занимает достойное место. Благодаря его новаторским работам, быть может, и был создан МХТовский стиль. На северной окраине деревни он выстроил дачу-мастерскую, где было «всё оригинально, удобно и хоть вычурно, но талантливо. Внутренность вроде парохода. Чисто, так как всё из дерева и съемных подушек. Вместо занавесок на террасе — паруса. Фонтан ударяет по колокольчикам и издаёт созвучия». Дачу свою он назвал «Чайка». В советское время она была национализирована и в ней был устроен правительственный дом отдыха.

Неподалёку поселился ведущий актёр театра Василий Васильевич Лужский. На своей даче он развёл великолепный сад, в котором выращивал удивительные розы, выводил новые сорта сирени. Сохранилась в деревне разоренная в конце 1920-х годов цельнокирпичная часовенка, построенная в начале XX в. архитектором В. Бориным в виде «каплицы» с затейливыми колонками, узорными арками.

После революции дачи-особняки были конфискованы: в них разместились санатории и дома отдыха для партийных и советских работников. В 1920 г. здесь побывал В.И. Ленин, навещая детей И. Арманд.

Промышленный бум 1930-х годов не обошёл и Иваньково. В 1931 г. здесь открылась фабрика детских педагогических игрушек и термометров. Она дала работу почти 350 человек. Но недостаток в жилье (не хватало даже бараков), низкая зарплата приводили к огромной текучести кадров. Так, в 1934 г. на фабрику было принято 206 человек, а уволилось 237. С началом строительства канала Москва-Волга часть фабричной территории занял лагерь системы «Дмитровлага», в котором содержались заключённые, строившие канал. Его русло прошло по землям Иванькова, а речку Химку перегородила плотина, образовавшая Химкинское водохранилище. Позднее деревня вошла в состав столицы, а её название сохранилось в наименованиях улицы, проезда и

Лесопарк Покровское-Глебово - это одно из самых красивых зелёных насаждений Москвы, расположенное на территории бывшей усадьбы. Здесь, на северо-западе российской столицы, в средние века была расположена деревня Подъелки, а в 1629 году построен великолепный храм Покрова Пресвятой Богородицы. По названию церкви позже стала именоваться построенная усадьба Покровское. Она принадлежала знатной семье Стрешневых, которые являлись родственниками династии Романовых. Евдокия Стрешнева была супругой царя Михаила Фёдоровича Романова, матерью Алексея Михайловича Тишайшего. С этого времени усадьбу стали называть Покровское-Стрешнево.

В начале XIX века она получила новое наименование: Глебово-Стрешнево, либо Покровское-Глебово. Это связано с особенностью двойной фамилии новой владелицы усадьбы Елизаветы Стрешневой-Глебовой. С конца XIX – начала XX вв. около усадьбы одна за другой стали появляться небольшие жилые дачи. В своё время здесь проживали известные люди той эпохи: историк Н.М. Карамзин – автор бессмертных томов «История государства Российского», врач А.Е. Берс, дочь которого познакомилась со своим будущем мужем Л.Н. Толстым именно в Покровском. Другой богатый меценат, врач по профессии, С.П. Боткин выделил большие средства для реконструкции Покровской церкви.

В послереволюционный период усадьба вместе с дачами перешла в государственную собственность и была превращена в санаторий ЦК, а затем перешла в ведение дома отдыха текстильщиков. В 1925 году на территории усадьбы организовали музей, который вскоре был разорён и полностью разрушен.

В настоящее время зелёная зона вокруг бывшей усадьбы поделена на две основные части. Лесопарк разделили Волоколамское шоссе и кольцевая железная дорога. Наиболее ухожена южная часть насаждения, находящаяся недалеко от станции метро Щукинская. Она носит название парка Покровское-Стрешнево. Северная часть составляет парк Покровское-Глебово. В лесопарке кроме привычных для России берёзы, сосны, ясеня, клёна, вяза и дуба произрастают лиственницы, величественные кедры и декоративные ивы, склоняющиеся над берегами зарастающих летом прудов. Особенно привлекает липовая аллея, благоухающая своим неповторимым ароматом.

Излюбленным местом отдыха москвичей является пляжная зона парка. На берегу реки Химки расположен родник, носящий символическое название «Царевна-Лебедь». Он признан единственным экологически чистым источником в черте Москвы, вода которого не просто утоляет жажду в засушливое лето, но и обладает целебными свойствами. Сейчас район Покровское-Глебово-Стрешнево в соответствии с архитектурным планом столицы объявлен заповедной зоной. Ведётся активная реставрация барского имения, восстанавливается храм. Кроме этого, тысячи людей приходят сюда, чтобы вдохнуть свежий парковый воздух, отдохнуть от шума и суеты пыльного мегаполиса. Ведь именно этого, порою, не хватает человеку для истинного и подлинного счастья!

Как дойти от метро:

Доехать до парка Покровеское-Стрешнево-Глебово можно следующим образом: от ст. м. "Войковская" троллейбусом № 6 или 43 до остановки "Киноконцертный зал "Лебедь", далее пешком 5 мин.

В последние годы, к сожалению, парки не пользуются серьезной популярностью. Тем не менее, зеленые уголки в российской столице еще остались. Например, парк "Покровское-Стрешнево". Карта Москвы содержит не так уж много рекреационных зон, подобных этой. Большая часть подобных ресурсов находится в а не ближе к центру. Так что точно стоит хотя бы один раз посетить парк "Покровское-Стрешнево". Как добраться до него и что там посмотреть?

Расположение

Парк находится в одноименном районе на северо-западе Москвы. Добраться до него можно от одной из трех "Сокол", "Щукинская" или "Тушинская". Он лежит между Ленинградским и Волоколамским шоссе.

Итак, когда село было приобретено новым владельцем, на его территории выкопали пруды, в которых стали разводить рыбу, были построены некоторые хозяйственные службы и т. д. В течение следующих 250 лет семья Стрешневых обустраивала свое родовое гнездо - были возведены особняк, трапезная, церковь, оранжереи.

Глебовы в названии усадьбы появились после того, как правнучка Родиона Стрешнева, Елизавета, вышла замуж и взяла двойную фамилию. Последняя владелица имения - Евгения Федоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева - еще раз перестроила особняк, и в таком виде он сохранился до нынешних дней. После революции вся эта земля и строения были реквизированы и превращены в санаторий. В разное время здесь находились музей, дом отдыха и даже НИИ! Сейчас сам особняк заброшен, его не реставрируют, лишь охраняют.

Достопримечательности на территории

Помимо самого особняка, находящегося в восточной части зеленого массива, парк "Покровское-Стрешнево" интересен и другими вещами. Так, именно здесь расположен родник под названием "Лебедь", который является одним из немногих источников чистой питьевой воды в Москве. Он благоустроен и пользуется популярностью у проживающих неподалеку местных жителей.

На поляне над родниками можно найти остатки старых строений. До 1942 года здесь стоял павильон "Елизаветино", построенный одним из владельцев для своей жены. Во время войны он был разрушен.

Кроме того, не так давно на территории была обнаружена плотина на реке Химке, построенная бобрами. Как ни странно, она также весьма популярна у посетителей парка, ведь в черте Москвы подобные вещи уже давно стали редкостью.

Флора и фауна

Разумеется, одна из самых интересных достопримечательностей, которой обладает природно-исторический парк "Покровское-Стрешнево", - это его обитатели. По сути, это лес, поэтому и жители здесь соответствующие. Флора насчитывает более 200 видов различных растений, в том числе и занесенных в Красную книгу. Что же касается животных и птиц, здесь живут белки, кроты, бобры, ежи, совы, а также сойки, соловьи, дрозды и многие другие представители фауны. Так что наблюдательные посетители могут открыть для себя много нового, зайдя в парк "Покровское-Стрешнево". Фото редких животных и растений, сделанные в черте Москвы, безусловно, будут радовать еще очень долго. Вы не пожалеете о такой прогулке.

Маршруты

Мало какой зеленый массив в Москве такой же крупный, как и парк "Покровское-Стрешнево". Схема показывает огромное количество дорожек, подходящих как для велосипедистов, так и для тех, кто предпочитает ролики, и для пешеходов, и мам с колясками.

Самый длинный маршрут охватывает весь парк и проходит мимо прудов, оврага, родника, так что можно увидеть все самое интересное за один раз. Те, кому надоедает эта дорожка, углубляются в лес и исследуют более мелкие тропы, так что вариантов предостаточно.

Для велосипедистов удобно то, что отсюда легко попасть в Строгино и Серебряный бор, так что прогулка может быть продолжена чуть западнее. Кроме того, несложно выйти к каналу имени Москвы и даже посмотреть на работу шлюзов. Правда, это лучше делать не в одиночку, а с опытным проводником.

Чем заняться?

Кажется, москвичи давно забыли, для чего нужны парки. Конечно, по ним можно просто гулять или кататься на велосипеде или роликах, наслаждаясь чистым воздухом, окружающей зеленью и пением птиц.

Однако парк "Покровское-Стрешнево" - это еще и прекрасное место для того, чтобы позагорать, поиграть в волейбол или бадминтон. Для любителей экстремального спорта здесь есть овраг, который облюбовали велосипедисты. В парке тренируется огромное количество спортсменов-любителей, есть секции по беговым лыжам, туризму, альпинизму и многим другим занятиям. А вот купаться в Иваньковских прудах, к сожалению, нельзя.

Для тех же, кто предпочитает пикники на природе, оборудованы специальные крытые беседки со скамейками. Хотя нужно учесть, что желающих очень много, так что свободные места, возможно, придется поискать. Расположены беседки в основном около пруда, но также они есть и в глубине парка. Есть и кафе, но довольно странно приходить для их посещения в парк.

"Покровское-Стрешнево" прекрасно подходит как для обычного, так и для активного отдыха. Рядом с прудами почти всегда людно, но уйдя немного в сторону от дорожек, можно забыть, что парк находится в границах Москвы, и просто послушать тишину и выпасть из сумасшедшего столичного ритма жизни.

Есть и минусы, в основном они касаются инфраструктуры. Воду и еду можно купить лишь на входе со стороны "Войковской". Оборудованных и чистых туалетов тоже нет, что становится серьезной проблемой, если пикник запланирован на весь день.

Парки поблизости

Сопоставимых по площади и ресурсам рекреационных зон в пешей доступности, пожалуй, не найти, разве что уже упомянутый Серебряный бор. Отсюда можно добраться до Алешкинского и Тимирязевского парка, Речного вокзала с его скверами, ПКиО "Северное Тушино" и широко известного Сходненского ковша. Однако для этого лучше будет воспользоваться транспортом, поскольку пешие прогулки на столь дальние расстояния вдоль загруженных магистралей вряд ли можно назвать полезными.